— Привет, Тихон!

— Пойдём в тамбур. Базар есть…

— Пошли!

Червячок сомнения меня всё-таки немного грыз. Гопники в ресторане и этот «бродяга», как он сам себя тогда определил. Не слишком ли много расписных уголовников на один маленький железный поезд?

Но всё же в прошлый раз он на моей стороне вписался. Да и я ему наводку неплохую вроде дал на его кровника.

Боюсь ли я идти одни вместе с ним в пустой тамбур? Скажем так… Опасаюсь. И я не знаю точно: Пустой ли тамбур там за глухой дверью.

Но нет, в тамбуре пусто. Тихон закурил беломорину и протянул мне пачку.

— Будешь?

— Не курю я, Тихон. Спортсмен.

— Да я уж видел… Лихо вы там этих бакланов по полу валяли.

— Они при детях матом ругались.

— Это твоя девочка там была?

— А это имеет какое-то значение?

— Ты случайно не еврей?

— Это потому, что я отвечаю вопросом на вопрос?

Тихон усмехнулся.

— Ты всё такой же. За словом в карман не лезешь.

— А у меня другая специализация. Я по карманам не шарю.

Тихон снова улыбается.

— Мне сказали, что ты теперь с ментами корешишься?

— Но ты же меня тогда из легавки не вытащил, хотя и обещал.

— Ты меня за фуфлогона не держи! Мой доктор сунулся туда, а там ментов с большими звёздами было, как тараканов на кухне. И тебя уже там не было. Мне потом один фраерок плёл, что ты там штук десять ментов на пол уложил, а потом на них же и помочился.

— Ты этому фраерку язык подрежь наполовину! И дели на два, все что он тебе на хвосте принесёт. Не десять их было, а пять. И не мочился я на них, а…

Пришлось рассказать ему всё в подробностях. Как я проснулся в камере один, и как стал ломиться в двери, чтобы меня менты вывели в туалет. И потом, когда меня сержант из камеры вывел и вместо туалета в дежурку завёл. Рассказал про капитана, который тоже не проникся моим желанием облегчиться в правильном месте.

— Он просто глумился надо мной, а рожа у капитана явно с бодуна была. Терпеть уже сил не было. Ты же помнишь. Я был в трусах и в майке, как из кровати вылез. Ну вот, я в угол дежурки отошёл и облегчился. Капитану это не понравилось. Он хотел меня схватить, но промахнулся. Об стенку ударился и прямо в лужу сел. На шум сержант прибежал…

— И что? — усмехнулся Тихон. — Тоже промахнулся…

— Ну, так получилось…

— Вот кто бы другой рассказал, я бы ни за что не поверил… Но зная тебя, верю… А ещё трое откуда взялись?

— Там ПМГ приехала. Трое зашли в дежурку. А там — картина маслом. Я в трусах и в майке, и капитан с сержантом в луже.

— И что они?

— Ну, тоже начали меня валять по полу… Сами все перемазались, но и меня скрутили ласточкой. А потом ногами попинали немного. У меня ещё неделю после этого рожа синяя была и рёбра ныли.

— Волки позорные… Впятером на малолетку нападать. Гниды…

— Ну, я там часок с лишком провалялся на полу. А эти козлы мне так руки перетянули, что аж почернели. Когда меня развязали потом, я от боли волком выл…

— И кто тебя освободил?

— Полковник какой-то приехал с проверкой. А тут я валяюсь, такой красивый. Ну, он и вызвал себе на подмогу группу из Главка. И потом всё это отделение раком поставил. А меня на больничку отправили к брату в одну палату.

— А брат как?

— Выжил. Ты же видел его в ресторане?

— Видел… И даже видел, как он вилку к горлу того баклана приставил. Это кто его так научил?

— Я же тебе говорил, Тихон. Сироты мы детдомовские. А там и не такому научишься.

— Ну, да, конечно… А чего это с вами мент вместе едет?

— Полковнику тому, как и тебе, понравилось то, как мы с врагами расправляемся, и он решил нас в кадеты определить в суворовское училище. Не одобряешь?

— Почему же? Очень даже одобряю. Какое будущее у тебя с братом было до этого? Да никакого… Вписались бы в блудняк. Либо сами на нож напоролись бы, либо сели за то же самое. И хрен его знает, куда бы тогда вывела кривая дорожка. А так… Пока молод и здоров… Но этот старлей с вами вроде не из ментов, а из конторы…

«Ту-дук. Ту-дук…» стучат колёсики вагонные.

А откуда Тихон знает, что Сергей не мент? И откуда он знает, что тот старший лейтенант?

Оба-на… Даже я этого не знал. Он как назвался Сергеем. Так и был для меня только Сергеем Карпиным. И Игорь, когда нас отправлял, сказал: «С вами Сергей поедет.» И никаких старлеев нигде не звучало. А Тихон знает…

Кому Серёга там свою ксиву светил? Младлею… Да… А сержант далеко стоял и не мог прочитать звание…

— Ты Тихон я гляжу, тоже ментами не брезгуешь? Эти двое у тебя на окладе служат? Как платишь им? Сдельно или повремённо?

— Как получится, Саня! Ты теперь ведь тоже вроде бы в менты подался? И тебе не западло вот так вот со мной общаться?

— А почему бы не поговорить с хорошим человеком?

— Смотрю я на тебя и удивляюсь… Ты со всеми умудряешься общий язык найти.

— Не. Не со всеми. Твои бакланы меня не поняли.

— Ты их за это и наказал. От них ответки не жди. Я за тебя слово замолвил.

— Тихон! Ты на меня сейчас долг пытаешься повесить?

— И в мыслях не было. Это у меня перед тобой есть должок. Причём кровный. Нашли мы ту финку. Пацаны два часа за ней ныряли, но нашли. А фиксатого свои же подельнички там затоптали, когда вы поляну покинули. Так что этой мокрухи на тебе и твоём брате не висит.

— От души! Буду знать…

* * *

В это время распахнулась дверь, и появился Лёха.

— Саня! Ну, ты куда пропал-то. Ушел в сортир и не вернулся. Я уж думал, что тебя русалки утащили…

Лёшка болтал, как бы шутя, а сам краем глаза следил за стоящим сбоку человеком.

— Лёха! Познакомься! Это Тихон! Я про него рассказывал.

А Тихон стоял и очень внимательно разглядывал нас с братом. Наконец он видимо пришёл к какому-то своему, одному ему известному выводу. Он протянул Лёшке раскрытую ладонь и сказал.

— Зови меня просто — Тихон.

Лёшка пожал протянутую руку и так же спокойно ответил.

— А меня зовут Лёха Тихий.

Тихон протянул руку и мне. Я тоже ответил ему крепким рукопожатием.

— Пора мне, парни! А ты, Санёк, запомни! Я свой долг перед тобой помню. Будет нужно, найди меня! Чем смогу, помогу. Но имей в виду, что на ментов я работать не буду, как бы меня жизнь не прижала. А тебе лично и брату твоему помогу.

— Тихон! Я тебе тоже скажу одну вещь. У меня одно слово. Если я за «красных», то на чёрной стороне не моя поляна. Если у тебя лично будет беда, впишусь. Кому-то другому даже руки не подам.

— Я тебя услышал, парень! Удачи!

— Земля круглая. Дай бог, свидемся…

Вечер 24 июня. 1974 год.

Скорый поезд «Москва — Симферополь»

— Что это было, Саня? — спросил меня Лёха, как только Тихон удалился и за ним хлопнули по очереди пара тамбурных дверей.

— Знакомого встретил.

— Он с этими что ли?

— Может быть… Я не интересовался.

— А он тебе не рассказал, почему не вытащил тогда тебя из отделения, когда обещал.

— Рассказал. Он сказал, что послал адвоката. Но когда тот приехал отделение уже трясли особисты как тузик грелку.

— И ты ему веришь?

— В какой-то мере… Он знал, что там было с утра. Хотя и в искажённом виде.

— Это в каком же?

— Да там уже слухи пошли, что пацан в трусах и в майке десятерых ментов по полу раскидал, а потом ещё и окропил жёлтеньким.

— А что не так?

— Ну, откуда десять. Я только пятерых там слегка в луже повалял.

— Ага. И сам извалялся…

— Бывает…

— Чего он от тебя хотел?

— Ничего. Помнишь фиксатого?

— Помню… — Лёшка помрачнел.

— После того, как мы оттуда ушли, его свои же подельнички запинали насмерть.

— Во как?

— А финку пацаны Тихона нашли. Два часа в пруду ныряли, говорят. Тот самый нож, которым его брата зарезали…

— Ну, ясно… Пошли уже! А то там твоя… Волнуется…